Юлиан Семенов
“Семнадцать крыш весной. Эпилог”
Штандартенфюрер СС быстрым шагом покидал Рейхстаг. Он не чувствовал ничего, кроме усталости – три дня непрерывной беседы с пастором Карлсоном давали себя знать. Тем не менее, штандартенфюрер знал, что к вечеру после пятого стакана шнапса усталость пройдет. Это была одна из немногих привычек, выработавшихся за годы работы здесь, в самом сердце врага.
Свантессон сел за руль своей машины. Сейчас главное уехать, неважно куда, просто уехать. Пастор выйдет завтра, потом он полетит в Швейцарию, там его ждет новая крыша. Свою роль он сыграл, больше рисковать им нельзя. В нагрудном кармане штандартенфюрера лежал протокол допроса пастора, разыгранный, как пьеса, для прослушивающих устройств партагенносе. Завтра доклад ляжет ему на стол, несомненно, кое-что покажется подозрительным, но это неизбежно, как и жертвы в этой затянувшейся войне. За пастором наверняка станут следить, но в Швейцарии никто не рискнет его тронуть.
После провала засады для профессора в СС стали более осмотрительными. Но сейчас они знают, что пастор только своим появлением окажет огромное влияние на ход истории.
Машина штандартенфюрера плавно набирала ход. Глядя на лица, мелькающие перед ним, Свантессон думал о тех, кто так и не узнает о трудностях работы разведчика. Обычному человеку не понять, как тяжело каждый день откликаться на идиотское имя Сванте Свантессон, носить форму, от которой уже тошнит, что и не удивительно – ведь носишь ее не снимая уже десять лет, бояться шагов за спиной и вздрагивать, когда кто-то сзади ложит на плечо руку. Ведь не знаешь, что услышишь – привычное, набившее оскомину за столько лет “Дружище, подожди” или разоблачающее “Привет, Малыш!”.
За окном стемнело и штандартенфюрер остановился у обочины. Нужно отдохнуть. Он вышел, посмотрел в хмурое немецкое небо, по которому летела стая немецких птиц.
Штандартенфюрер сел на пожелтевшую траву.
Рядом с ним валялась пустая пачка от сигарет с портретом фюрера. Не один раз Малыш смотрел на это лицо и в его памяти всплывал эпизод из далекого детства, когда пастор Карлсон был моложе, да и не был еще пастором, а только готовился поступать в семинарию и любил играть в привидений. Сейчас в такое верится с трудом, но так оно и было. В ту далекую ночь в квартиру Малыша влезли воры, но детское сердце было мягким и он не смог столкнуть их из окна пятого этажа на мощеную дорогу. Но лица их он не забывал никогда. Один из них в скором времени стал профессором, жизнь которого так глупо оборвалась в Швейцарии. Другой же…
Эх, Рулле, Рулле… Знал бы что так все обернется, столкнул бы тебя тогда. Но прошлого не воротишь. Штандартенфюрер с ненавистью сжал пачку, на которой красовалось лицо Рулле и со всей силы швырнул ее вдаль. Больше всего на свете ему хотелось сейчас быть просто Малышом. На короткое время он мог позволить себе расслабиться.
Он заслужил это.
Аркадий и Борис Стругацкие
“Пикник на крыше”
Сванте Свантессон, которого в Хармоне все знали как Малыша, лежал за могильным камнем и проклинал все на свете. Патруль, который сновал туда-сюда, стараясь высветить прожектором нежданных на кладбище гостей. Фрекен Бок, которая так и не смогла уговорить родителей много лет назад отправить его учиться в Стокгольм. Проклинал себя, влезшего в очередную идиотсткую авантюру. Но больше всего он проклинал Карлсона, который снова подбил его на поиски приключений и попытался смыться, как только запахло паленым. Правда, на этот раз запахло не паленым, а чем-то другим, во что Карлсон благополучно вступил обеими ногами.
Вдали что-то завыло. Малыш вздрогнул едва не кинулся куда глаза глядят. Мало кто в Хармоне знал что могло так выть. Это была кошка фрекен Бок, та самая флегматичная Матильда. После Посещения она стала агрессивной, сожрала бедного Бимбо и сбежала в Зону.
– Малыш, не бросай старика. Я тебе все расскажу… И как идти туда… И все ловушки… И… И… Все расскажу.
– Молчи, сволочь, – одернул его Малыш.
Как же, расскажешь, думал он. А как пел, когда собирались ночью в Зону – да там просто десять тысяч люстр, идти пять минут.
– Малыш, я ног не чую. А Золотой Шар зовет. Я отсюда слышу, как он зовет меня. Я же нашел его, я! Понимаешь? Сколько там
ребят полегло. Дядя Юлиус, Филле и Рулле… А я дошел.
Сердце Малыша сжалось. К Дяде он особых чувств не питал, да и кто может нормально относится к человеку, норовящему при каждом удобном случае вытащить вставную челюсть, пытаясь показать монстра из фильма “Чужой”? А вот Филле и Рулле… Много лет назад они попытались обокрасть квартиру Малыша, тогда он был готов лично пристрелить обоих. Потом как-то незаметно они стали приятелями и одними из первых поползли в Зону по спецзаказу Института. А теперь они оба превратились неизвестно во что и все благодаря Карлсону.
– Сволочь ты, Карлсон.
– Да только потому я и жив, Малыш. А иначе тут нельзя. Только не дойти мне теперь до Шара без ног-то…
– Я тебя к Мяснику оттащу, жаба. Он тебе новые ноги пришьет, будешь как молодой бегать. А не получиться – так пропеллер присобачит, летать начнешь…
Малыш замолчал на полуслове. В его голове стал вырисовываться план, как вытащить из Зоны Шар, если Карлсон и впрямь знает, где его искать. Раньше он думал о воздушном шаре на радиоуправлении, теперь же все резко переменилось. Так, ноги Карлсону уже не нужны, об этом он договорится с Мясником…
Мысли слишком явно проступили на лице Малыша и Карлсон, быстро догадавшийся что к чему, застонал…
Андрей Константинов
“Бандитский Петербург. Крыша”
Филле и Рулле стояли в просторной комнате. Их руки были связаны за спиной, причем настолько сильно, что веревки глубоко впились в кожу. Они ждали уже несколько часов, ждали стоя. Это была настоящая пытка, но сесть на голый цементный пол они не могли. Два часа назад Рулле попытался сделать это, но тут же в комнату ворвался бритоголовый шкаф и с криком “Какого расселся, сука!” стал избивать Рулле ногами.
Стоит рассказать тебе, читатель, что за люди эти двое, да и люди они вообще или нет? Впрочем, решать это тебе.
Филле – полное его имя Филлипп – был обычным быком, каких полно во дворах любого города. В детстве его часто бил отец, но удары лишь закалили Филле и выбили из него все человеческое. В двенадцать лет он попал в секцию бокса, где занимался четыре года и откуда был выгнан за неспортивное поведение – на чемпионате он отправил противника в нокаут, после чего с криком “Не лезь, сволочь!” отправил туда же и рефери. Первое место ему не присудили, он обиделся, избил до полусмерти всю судейскую комиссию и ушел из спорта. Помыкавшись и попав пару раз в КПЗ, он познакомился с неким Юлиусом, который сколачивал свою группировку. До поры все шло хорошо, пока Юлиус не решил наехать на киоск, торгующий кондитерскими изделиями. Тут и начались неприятности.
Рулле – его никто не называл Рудольфом уже очень давно – попал в компанию Филле и Юлиуса случайно. Вернувшись из армии, Рулле обнаружил что жить ему негде, так как дом, в подвале которого он бомжевал до призыва, снесли, а на его месте построили забегаловку. Взять же на работу в эту самую забегаловку охранником его не захотели, тогда Рулле предъявил последний веский аргумент – аргумент Макарова, прихваченный из воинской части. Тут же оказалось, что хозяин забегаловки давно хотел купить такой. И не только себе, но и своим браткам. Они ударили по рукам и Рулле, сохранивший связи с воинской частью, стал периодически пригонять стволы. Потом его подписали приглядеть за двумя отморозками – Юлиусом и Филле, которым поручено было наехать на стоявший неподалеку кондитерский киоск. Рулее согласился, хотя и чувствовал что не стоит этого делать. И вот чем все закончилось.
Дверь открылась и в комнату неторопливо вошел авторитет, чье имя пугало даже самых отмороженных быков. Поправляя то и дело сползающие очки и потягивая из бокала “Хванчкару”, Карлсон некоторое время смотрел на пленных. Ему нравилось оказывать такое
моральное давление.
– Ну что, засранцы, довыеживались? – Карлсон не любил церемонится, тем более с таким контингентом. – Ну, чья была идея? Твоя?
Он ткнул пальцем в Рулле и тот в ужасе замотал головой.
– Тогда твоя?
Филле повторил жест напарника и что-то замычал.
– Так-так. Значит, был третий, который смылся. Ладно, отыщем. Сам явится. Теперь побазарим о том, сколько вы торчите. Думаю, торт со всбитыми сливками подойдет. И восемь свечек. Ясно?
Филле ухмыльнулся. Резким движением Карлсон сорвал с его рта кусок “скотча”.
– Ясно, дятел елочный?!
– Ты не знаешь, на кого напал, гнида…
Карлсон невозмутимо повернулся к двери:
– Малыш, зайди на минутку.
В комнату ввалился Малыш, бывший дзюдоист двухметрового роста. Он был типичным представителем той части человечества, которой бог дал одну извилину и ту в виде морщины на лбу.
Со всего маху Малыш выбил Филле половину зубов, после чего повернулся к дрожащему Рулле.
– Значит так, баклан. Завтра ты пригонишь восемь тортов с одной свечкой. Усек?