Вторник
Вчера барин был с большого бодуна – так не нажираются даже в селе. С пьяных глаз стал допытываться почему я с ним не разговариваю. Думает что я на него за что-то обиделся. Он до сих пор уверен что я ничего не слышу. Не тороплюсь его в этом разубеждать.
Вторник
Вчера барин был с большого бодуна – так не нажираются даже в селе. С пьяных глаз стал допытываться почему я с ним не разговариваю. Думает что я на него за что-то обиделся. Он до сих пор уверен что я ничего не слышу. Не тороплюсь его в этом разубеждать.
Попробовал ему объяснить жестами что умею читать и писать. Не знаю, что он подумал, но у него вырвалось печальное “Эх‚ вот беда-то, глухонемой, да еще и не ходок”. Что он имел в виду?
Среда
Барин опять на ушах. Я его в какой-то степени понимаю – нечем ему заниматься. Пытался он одно время играть на фортепьяно, так из поместья сбежали последние тараканы.
После ужина барин еще принял на грудь и решил со мной пообщаться.
– Эх, Герасим, – сокрушался он, – хороший ты мужик, только после первого же стакана дар речи теряешь. И поговорить мне не с кем.
Я, как обычно, выдал свое “Му-му”
– Соглашаешься, значит. Как бы тебя напоить чтоб язык у тебя развязался, а? А может, ты на своем языке говоришь?
– Му-му, – ответил я, опрокидывая стакан
– Так научи меня, мне ж охота не просто сидеть и глушить водку, а душевно поговорить. Ну, голубчик, учи меня.
Отвертеться мне не удалось. Урок проходил в спокойной обстановке. Когда графин опустел, барин стал говорить “Му-му” так, словно делал это всю жизнь. Потом на четвереньках пополз к барыне. По дороге он ошибся дверью и завернул к кухарке. Continue reading “Записки Герасима”